стр. 20-21 Знание сила №1 1970 (Лунный камень и его братья)
Геология на стенах. Маршрут второй.
И. Феоктистов
ЛУННЫЙ КАМЕНЬ И ЕГО БРАТЬЯ
В № 9 за прошлый год мы начали новый цикл «геология на стенах». Мы обещали, не выходя из города, пройти настоящие геологические экскурсии. И мы сдержим обещание. Герой нашей сегодняшней экскурсии — шпат. И все же, прежде чем выйти в город, совершим короткое путешествие в Карелию. Дело в том, что самый красивый из шпатов — лунный камень — вы напрасно будете искать на стенах зданий и в облицовке метро. Легендарному красавцу не повезло. поэтому — в Карелию.
...Поселок Чула. Рудоуправление. За столом Галина Николаевна Бойцова. Остальные — мы, геологи из Москвы.
— Красивые камни показать? Что значит — красивые? Это на чей вкус. Вот это красиво?
Небольшой серый камень. Поворачиваешь его в руках — и вдруг одна из гранен вспыхивает небесно-голубым сиянием! Неожиданно и как-то неуловимо — свет приходит из глубины камня и снова убегает вглубь и гаснет.
— Очень красиво! — вздыхаем мы.
— Ну, этого добра у нас тонны. Насмотритесь. А еще что?
И только тут, оглядевшись в небольшой, плотно заставленной шкафами и столами комнате, мы вспоминаем, где же мы слышали это слово — Чула. Ведь это же знаменитые слюдяные месторождения! Слюда — «русское стекло», «московское стекло» — мусковит. Именно здесь, на севере Карелин, вот уже несколько столетий добываются прозрачные листы слюды, заменявшей стекло и в теремах Ивана Грозного и в замке принца Гамлета. И сейчас слюда — основной продукт Чулинских рудников. В управлении стоят образцы продукции — листы диаметром в целый метр!
Слюда встречается в пегматитовых жилах. Пегматит — это горная порода, состоящая из кварца и полевого шпата, самых обычных и широко распространенных минералов. Добывая слюду, горняки извлекают из карьеров сотни кубометров кварца и шпата. Не пропадать же добру! И кварц идет на стекольные заводы, а полевые шпаты... — на фарфоровые. Керамическое сырье. Или, как просто говорят в Чупе, — «керамика».
Кстати, добрая половина читателей убеждена, небось, что фарфор делается из белой глины — каолина? Это неточно. Каолин — только одна из его составных частей. Основные же компоненты керамического производства — кварц и полевой шпат, смешанные в определенной пропорции. К тому же — очень чистые по химическому составу. Даже небольшие примеси железа, например, дают в фарфоре черные крапинки — «мушки». И из такого фарфора уже не сделаешь изолятор высоковольтной передачи или деталь радиоприемника. Да и простую чайную чашку эти мушки тоже не украсят.
Так вот, в Чупе керамическое сырье — высшего качества. Чулинская «керамика» идет на Ломоносовский завод под Ленинградом, где изготовляются изделия, имеющие заслуженную мировую славу.
— А лунный камень?
— Беломорит? Так ведь это и есть полевой шпат, основная часть нашей «керамики».
— Как? Лунный камень — на изоляторы и тарелки? И не жалко?
Галина Николаевна вздыхает. Она уже не в первый раз слышит этот вопрос. Но что поделаешь? Здесь были экспедиции от треста «Русские самоцветы», увозили беломорит центнерами. Но почему-то не прижился этот камень у наших ювелиров. А запасы — сотни
тысяч тонн. И фарфор тоже нужен. Но все-таки: лунный камень — на горшки?
— Конечно, многие из наших камней непригодны для ювелирного дела. Мы ведь добываем пегматиты и шпаты с помощью взрывов. Камень растрескивается. Но можно найти и очень неплохие образцы.
Галина Николаевна еще раз оглядывает нас — достойны ли — и открывает один из ящиков письменного стола. У каждого геолога есть такой уголок в письменном столе, где лежит какой-то совершенно особый камушек. У меня, например, это кусочек алмазоносного кимберлита из якутской трубки «Мир». А здесь?
— Ну ладно, смотрите.
Пластинка размером в ладонь. Тонкая, не больше сантиметра. Почти прозрачная. Что-то вроде мозаики — более светлые прозрачные полевые шпаты, дающие как бы основной фон, и по нему — включения черного дымчатого горного хрусталя. Неплохо, конечно. Но что же тут особенного? Я поворачиваю пластинку — и вдруг эти прозрачные, похожие на стекло кристаллы шпата одновременно вспыхивают ярчайшим синим огнем. Сапфир! Но снова поворачиваешь пластинку — и опять на ладони. прозрачный беловатый камень.
— Ну, такого вы, пожалуй, не найдете. Это довольно редкий образец из - шахты рудника имени Чкалова. А беломориты хорошие у нас в Хетоламбино. Это надо ехать на автобусе. Я позвоню, предупрежу.
И вот мы сидим на краю длинного узкого карьера, затопленного чистейшей водой, окунаем в нее глыбы камня (на мокрой поверхности лучше видна игра света) и перекликаемся равнодушными голосами:
— Голубой. Опять голубой. А вот серебристый — посмотри! Видел, их тут сколько угодно. Голубой. А вот потемнее. Сиреневый. Фиолетовый. Опять голубой. Смотри - полосатый! А вот почти прозрачный. Опять голубой. Да брось ты его, подумаешь, невидаль — голубой лунный камень. Давай еще прозрачных поищем...
А вокруг шумят невысокие приполярные сосенки, светит не по-северному жаркое солнце, а где-то неподалеку, на пятой жиле, глухо грохочут взрывы. Идет добыча керамического сырья...
* * *
«Лунный камень, бледный и кроткий, как сияние луны, — это камень магов халдейских и вавилонских. Перед прорицаниями они кладут его под язык, и он сообщает им дар видеть будущее. Он имеет странную связь с луной, потому что в новолуние холодеет и сияет ярче...»
Так, если верить А. И. Куприну, описывал этот камень легендарный царь Соломой.
«По отдельным блестящим поверхностям раскалывался камень, и на этих гранях играл какой-то таинственный свет. Это были неясные синевато-зеленые, едва заметные переливы, только слегка вспыхивали они красноватым огоньком, но обычно сплошной загадочный лунный свет заливал весь камень, и шел этот свет откуда-то из глубины камня — ну так, как горит синим светом Черное море в осенние вечера под Севастополем...»
Это — описание великого знатока, любителя и поэта камня академика А. Е. Ферсмана.
«Кислый плагиоклаз (или кали-натриевый полевой шпат), обладающий своеобразным нежно-синеватым отливом...»
А это уже из вузовского учебника минералогии.
О лунном камне можно рассказывать долго. Известны целые романы. Есть и солидные статьи во вполне научных изданиях, где авторы пытаются «разъять как труп» таинственную музыку, связанную с этим безусловно очень красивым камнем. Но нам пора возвращаться. Ведь мы уговорились в нашей экскурсии не уходить за пределы нескольких центральных кварталов города. Здесь самого лунного камня мы не увидим. Но мы познакомимся с семьей этого волшебника. Итак — шпаты.
В широком смысле этим словом, заимствованным горных дел мастерами из немецкого, принято называть минералы, которые раскалываются по нескольким гладким плоскостям. Кусок кварца или кремня раскалывается на неровные куски с какой-то щербатой, бугристой поверхностью. А шпаты раскалываются так, что всегда получаются по крайней мере две гладкие, ровные грани — как у кубика. Шпатов много. Есть плавиковый шпат — флюорит, важнейшее сырье для металлургии. Его красивые зеленые и фиолетовые кристаллы могли бы быть драгоценными камнями, если бы он был немного потверже. Но он легко царапается и быстро теряет блеск. Исландским шпатом называют прозрачные кристаллы кальцита. Есть тяжелый шпат — барит, сернокислый барий.
Но особенно многочисленны полевые шпаты — сложные соединения кремнезема, кислорода и металлов — алюминия, калия, натрия и кальция. Это самые распространенные минералы на свете. На их долю приходится больше половины веса земной коры. Они встречаются всюду, но больше всего их в гранитах и других изверженных магматических горных породах. Гранитные набережные, лестницы и мосты, цоколи домов и щебенка на железнодорожных насыпях — все это шпаты. Камень в меру твердый и прочный, хотя и удобный для обработки. Он хорошо колется, пилится и шлифуется. А отполированный — веками сохраняет форму, цвет и блеск. Камень — работяга.
И — красавец. Приглядитесь к полированным гранитным шарам у входа в сквер на Болотной площади против кино «Ударник» в Москве. Огненные звезды-кристаллы — это шпат. Густо-красные полосы, словно хранящие жар тех чудовищных глубин, где они плавились и затвердевали, на полированных плитах в облицовке гостиницы «Москва» — это тоже шпаты.
Иногда порода целиком сложена из крупных кристаллов. Плагиоклазы. Это шпат, в котором практически нет калия, но много натрия и кальция. Вот об этих породах — их называют лабрадоритами — мы и поговорим подробнее.
В Москве их много. Например, у входа в метро «Курская» и в том же цоколе гостиницы «Москва», и в облицовке целого комплекса домов на площади Дзержинского (например, в ступенях большого «Гастронома» № 40), и в стенах Дома звукозаписи на улице Качалова или в строгой облицовке Академии имени Фрунзе. Да и колонны у Дома моделей на Кузнецком мосту тоже неплохи. Но, пожалуй, лучше всего колонны в Столешниковом переулке, у входа в магазин «Советское шампанское». Встанем сбоку, чтобы не мешать покупателям, и приглядимся. Крупные, в пол-ладони кристаллы шпата. Но какого они цвета? Серые? Черные? Обойдем колонну. И происходит чудо. Серые кристаллы начинают переливчато отсвечивать в серовато-зеленых тонах, затем они словно наливаются изнутри сине-фиолетовым огнем, ярко вспыхивают — и постепенно снова угасают. А рядом загорается второй, третий, десятый камень, словно глазки на павлиньем хвосте.
Лабрадоры, плагиоклазы — родные братья лунного камня. Разница только в том, что в настоящем лунном камне немного меньше кальция. Он посветлее, и его переливчатые отсветы не доходят до густых синих тонов, а неуловимо колеблются от лиловато-сиреневого до серовато-розового. Лабрадор суровее, резче и ярче. Красив камень. И когда его находили в небольших кусках, он пользовался у ювелиров неплохим спросом. Но странная вещь — человеческая психология. Людям нужна не только красота, но и редкость камня. Еще полтораста лет назад в большой моде были кольца, броши, табакерки и шкатулки из лабрадорита. И когда в 1813 году нашли валуи лабрадорита весом в несколько пудов, все ахнули и как великую редкость поместили его в музей Академии наук. А в 1835 году при прокладке дороги недалеко от Житомира, на Украине, выяснилось, что «лабрадоровый камень» слагает целые горы. Площадь житомирского массива превышает тысячу квадратных километров, и здесь можно выколачивать глыбы и блоки любого размера. Ну зачем же такой камень ювелирам? И для колец остался только более бледный, но зато гораздо более редкий беломорит — лунный камень. Впрочем, как мы видели, сейчас забывают и его.
Но надо ли жалеть, что красота лабрадора выплеснулась на площади и улицы городов? Черная траурная полоса на Мавзолее В. И. Ленина и плита-монолит над его входом — это лабрадорит. Мы уже говорили в прошлый раз о колоннах под скульптурами в метро «Бауманская». Это тоже лабрадорит, только более светлый, из Турчинского месторождения. Темный камень — тоже украинский, но из другого, Головинского месторождения. А совсем черные лабрадориты — в цоколе комбината «Правда» или гостиницы «Москва» — взяты из украинского месторождения Каменный Брод. И во всех этих камнях таинственно вспыхивают и гаснут синевато-зеленые огни.
Само это явление ученые окрестили термином «иризация» — от греческого ирис. радуга. Но назвать его оказалось гораздо легче, чем объяснить.
Сначала считали, что причиной всему — мелкие плоские и игольчатые включения посторонних примесей в кристаллах. Такие случаи действительно нередки. Известен не слишком дорогой «солнечный камень», имеющий совсем непочтительное научное название — авантюрин. Он буквально нашпигован тонкими пелёночками окислов железа. Такой камень сияет золотым светом. А название — авантюрин, — наверное, потому, что светит золотом, а на самом деле простой кварц или полевой шпат. Авантюризация действительно бывает и в лабрадорах, но она только придает им золотистый или серебристый оттенок. Основная причина явно не в этом.
Изучение лабрадоров под микроскопом показало. что их кристаллы, как и другие плагиоклазы, состоят как бы из целых стопок, пачек плоских и очень тоненьких кристалликов-табличек. Эти кристаллы-двойники срастаются очень прочно, но свет отражается от нх поверхностей. Самое обычное явление — интерференция. В этом, казалось, и таится разгадка иризации лунного камня. Но и тут появились новые сложности. Интерференция от плоских таблитчатых пластинок обычно дает перламутровые отливы, не очень-то похожие на густые отсветы лабрадора. К тому же современные методы исследования позволяют довольно точно устанавливать направление плоскостей, на которых происходит отражение и преломление света. И выясняется, что эти плоскости расположены под углом к поверхностям кристаллов-двойников.
Больше того. Оказалось, что не каждый кристалл лабрадора способен проявлять иризацию. И создается впечатление, что именно безупречно правильные кристаллы, с четкими, идеально параллельными полосками кристаллов-двойников и, по-видимому, с безукоризненными атомными решетками — именно такие кристаллы остаются темными и пустыми, с какой бы стороны мы их не освещали. Для иризации необходимы какие-то неправильности, нарушения в решетках.
...Наше ухо равнодушно пропускает потоки правильных, гладких, отвечающих всем без исключения правилам стихов, мелодий, наш глаз спокойно скользит по геометрически безупречным узорам и по академически монументальным полотнам. Но почему так волнуют нас шершавые, зазубренные звуки Прокофьева и Шостаковича, строки Маяковского, полотна Пикассо и Ван-Гога? Мы придумываем слово «талант» — и нам кажется, что этим все объясняется. Все это безусловно правильно. Но выходит, что и вечная и, казалось бы. равнодушная природа, как сказал о ней гениальный Пушкин, тоже пристрастна. Лучи света спокойно проходят через геометрически правильные решетки атомов и возвращаются к нам равнодушным стеклянным блеском граней. И лишь кристаллы с какой-то внутренней неуравновешенностью, с излишней и, казалось бы, совсем ненужной внутренней энергией заставляют простой дневной свет сиять загадочными фантастическими отблесками лунного камня.